Мусатовский косогор
«Уснувший мальчик» — так уже больше века называют здесь эту скульптуру. В Тарусе живёт легенда о том, что Борисов-Мусатов заболел смертельной простудой после того, как в ненастную погоду бросился в Оку к тонущему мальчикау, но спасти того не удалось, что очень сильно подействовало на художника. На торцевой части постамента вырублено: «1870-1905»; на лицевой: «Борисов-Мусатов» и православный крест. Тема «Уснувшего мальчика», по замыслу скульптора, была весьма созвучной творчеству его земляка и друга. Но тарусское духовенство, усмотрев в необычном надгробии языческие мотивы — обнажённое тело отрока — вначале не выдало разрешения на установку памятника. И только после многих ходатайств согласие на установку было, наконец, получено. Спустя несколько лет после смерти художника его земляк-саратовец и друг скульптор Александр Терентьевич Матвеев установил на его могиле надгробный памятник. На постаменте из красного гранита фигура мальчика, спящего безмятежным сном. Тут же, на Мусатовском косогоре, вечным сном спят сестра художника, физик-кристаллограф Юрий Викторович Вульф и его супруга Вера Васильевна Вульф. Художник умер тридцати пяти лет от роду после тяжёлой простуды, полученной на Оке во время лодочной прогулки. Как-то, незадолго до ухода из жизни, гуляя возле старого хлыстовского кладбища и часовенки, он в шутку сказал, что, когда умрёт, хорошо бы лежать здесь, над Окой… Так и произошло. Борисов-Мусатов скончался 26 октября 1905 года и был похоронен на высоком берегу Оки, над обрывом, на старом кладбище близ Воскресенской церкви ".…Теперь я сижу в Тарусе. В глуши. На пустынном берегу Оки. И отрезан от всего мира. Живу в мире грез и фантазий среди березовых рощ, задремавших в глубоком сне осенних туманов. Уже давно я слышал крик журавлей. Они пролетели куда-то на юг, бесконечными рядами в виде треугольников. Крик их наполнил эти леса мелодией грусти старинной, которую я когда-то знал. Крик их замер, и только белка рыжая нарушает кружевные сновидения березовых рощ. Вы думаете, я скучаю. Нет. У меня времени не хватает каждый день. Хоть я сижу дома… Я создал себе свою жизнь. Как-то странно — такая тишина среди всеобщего смятения. Какие-то слухи долетают до меня. Какие-то дороги забастовали. Какие-то надежды, какие-то ужасы. Нет ни писем, ни газет. Одни догадки… Одни слухи… Как странно. Давно ли я был в Москве, в столице Российской империи и скоро вновь буду в ней, но уже в столице Российской республики. Как в сказке. Заснул. Проснулся. Прошло мгновение ока. А между тем уже сто лет пролетело. Повсюду жизнь. Повсюду свободные граждане…
«Уснувший мальчик» — так уже больше века называют здесь эту скульптуру. В Тарусе живёт легенда о том, что Борисов-Мусатов заболел смертельной простудой после того, как в ненастную погоду бросился в Оку к тонущему мальчикау, но спасти того не удалось, что очень сильно подействовало на художника. На торцевой части постамента вырублено: «1870-1905»; на лицевой: «Борисов-Мусатов» и православный крест. Тема «Уснувшего мальчика», по замыслу скульптора, была весьма созвучной творчеству его земляка и друга. Но тарусское духовенство, усмотрев в необычном надгробии языческие мотивы — обнажённое тело отрока — вначале не выдало разрешения на установку памятника. И только после многих ходатайств согласие на установку было, наконец, получено. Спустя несколько лет после смерти художника его земляк-саратовец и друг скульптор Александр Терентьевич Матвеев установил на его могиле надгробный памятник. На постаменте из красного гранита фигура мальчика, спящего безмятежным сном. Тут же, на Мусатовском косогоре, вечным сном спят сестра художника, физик-кристаллограф Юрий Викторович Вульф и его супруга Вера Васильевна Вульф. Художник умер тридцати пяти лет от роду после тяжёлой простуды, полученной на Оке во время лодочной прогулки. Как-то, незадолго до ухода из жизни, гуляя возле старого хлыстовского кладбища и часовенки, он в шутку сказал, что, когда умрёт, хорошо бы лежать здесь, над Окой… Так и произошло. Борисов-Мусатов скончался 26 октября 1905 года и был похоронен на высоком берегу Оки, над обрывом, на старом кладбище близ Воскресенской церкви ".…Теперь я сижу в Тарусе. В глуши. На пустынном берегу Оки. И отрезан от всего мира. Живу в мире грез и фантазий среди березовых рощ, задремавших в глубоком сне осенних туманов. Уже давно я слышал крик журавлей. Они пролетели куда-то на юг, бесконечными рядами в виде треугольников. Крик их наполнил эти леса мелодией грусти старинной, которую я когда-то знал. Крик их замер, и только белка рыжая нарушает кружевные сновидения березовых рощ. Вы думаете, я скучаю. Нет. У меня времени не хватает каждый день. Хоть я сижу дома… Я создал себе свою жизнь. Как-то странно — такая тишина среди всеобщего смятения. Какие-то слухи долетают до меня. Какие-то дороги забастовали. Какие-то надежды, какие-то ужасы. Нет ни писем, ни газет. Одни догадки… Одни слухи… Как странно. Давно ли я был в Москве, в столице Российской империи и скоро вновь буду в ней, но уже в столице Российской республики. Как в сказке. Заснул. Проснулся. Прошло мгновение ока. А между тем уже сто лет пролетело. Повсюду жизнь. Повсюду свободные граждане…